В отличие от многих моих друзей, я с удовольствием езжу на свалки. Во-первых, я люблю избавляться от ненужного мне , а ненужным я считаю все вещи, независимо от назначения и цены, которыми я не воспользовался в течении года. А во-вторых, я и здесь, в Канаде, где все можно купить, не упускаю возможности подцепить на свалке даром что-нибудь полезное. Например, года два назад я нашел на свалке небольшой, выброшенный за ненадобностью холодильник, который, после небольших изменений, превратился в коптильный агрегат и до сих производит отличную лососину и свиные ребрышки холодного копчения. Правда, не везде это возможно, и в больших городах строго соблюдается закон, запрещающий забирать со свалки что-либо из того, что туда привезено. Из санитарных соображений. Но я живу в канадской глубинке, где на это никто не обращает внимания.
Такое почтительное отношение к свалкам осталось во мне еще с советского этапа моей жизни в Ленинграде, когда я специально ездил на свалки в поисках нужных вещей и материалов, недоступных никаким другим способом. Лет за десять до эмиграции я увлекся всяким рукоделием и, выгородив себе уголок в одной из комнат, стал производить всякие поделки, для чего мне нужны были ценное дерево, камни, янтарь, транзисторы, конденсаторы, сопротивления, провода, болтики и винтики. В условиях вечного дефицита всего и нищенской зарплаты, ленинградские свалки были источником всего необходимого, поэтому иногда, в выходной, получив разрешение жены, я, прихватив ножовку, кусачки и разводной ключ, с большим рюкзаком отправлялся в долгий путь на окраины. Особенно я любил те свалки, куда свозил свои ценные отходы завод '' Русские самоцветы'', где я собирал обрезки малахита, лазурита, нефрита и прочих камней, или завод им. Козицкого, производящий радиоприемники, телевизоры и другую электронику, где я коллекционировал обломки плат, конденсаторы, сопротивления и разноцветные монтажные провода. Не брезговал я и отходами мебельных фабрик, имеющих дела с разнообразными породами дерева.
В один из таких походов, на сей раз в поисках страшно нужной мне медной трубки небольшого диаметра для изготовления змеевика, являющегося, как вы, вероятно, догадываетесь, наиважнейшей частью самогонного аппарата, на окраине города я наткнулся на площадку размером в четверть гектара, обнесенную забором с колючей проволокой наверху. Наличие колючей проволоки меня заинтересовало, поскольку оно указывало на желание или скрыть нечто, находящееся за забором, или предотвратить вынос этого "нечтa" за забор, или того и другого вместе. Но, как известно, у любого советского забора обязательно должна быть дыра, каковую я быстро обнаружил. Обнаруженная дыра была недостаточно велика, чтобы в нее пролезть, но достаточно велика, чтобы просунуть туда голову. То, что я увидел до сих пор отчетливо записано в моей долгосрочной памяти. Все доступное обозрению пространство было уставлено абсолютно идентичными белыми алебастровыми бюстами Ленина, с ограниченным вкраплением бюстов Брежнева с орденами. Я понял, что наткнулся на то место, куда свозили невостребованную или бракованную продукцию завода "Монумент-Скульптура". Я даже сплюнул от досады при виде этого кафкианского зрелища, поняв, что медной трубки я здесь не найду.
Уже потом, возвращаясь тогда с пустыми руками домой, я подумал, что вот так могла бы выглядеть та таинственная свалка, о которой твердили советские газеты, радио и телевидение - Мусорная Свалка Истории (далее, из уважения, я буду именовать ее с заглавными буквами). Мое воображение разыгралось, и я живо представил себе огромный пустырь и вереницу огромных самосвалов, доставляющих туда не только бракованные бюсты, но и все, не соответствующее учениям Маркса-Ленина и постулатам научного коммунизма: обломки империй и монархий, меньшевики и троцкисты, и сам Троцкий с проломленной головой, зиновьевцы и бухаринцы, Чан Кай Ши, фашизм и фашисты Муссолини, нацизм и нацисты Третьего Рейха в главе с Гитлером, множество латино-американских диктаторов, неопознанные поджигатели Третьей Мировой Войны и мерзкие монополисты. В центре свалки находились два огромных пустых участка, помеченных столбиками с надписью "Капитализм" и "Империализм", соответственно. Свалка должна была быть очень большой и чрезвычайно вонючей, с тучами клубящихся над нею черных ворон и стервятников.
Этот образ снова возник в моей голове много позже, уже здесь, в Канаде, в красивой, зажиточной и свободной, ставшей моим домом, стране, когда, в один прекрасный день, на воображаемую мною свалку была доставлена огромная куча невыносимо вонючего хлама, с надписью "Советская Власть". Чуть позже, рядом появилась еще одна куча, немного меньшего размера, но не менее вонючая, с надписью "СССР".Одновременно был заполнен участок, отведенный для капитализма, который никак не хотел подыхать, и соответствующая надпись на столбике была заменена на "Коммунизм".
Честно говоря, надо было бы поставить на входе этой свалки знак типа :"ВЫВОЗИТЬ МУСОР ЗАПРЕЩАЕТСЯ". Из санитарных соображений. Просто трудно было себе вообразить, что кому-то могло придти в голову отправиться на эту свалку в поисках чего-либо полезного. Лично я, несмотря на мое уважение к свалкам, ни за что бы туда не пошел. Однако такой человек нашелся. Это был низкорослый невзрачный, нечитаемый человечек с неподвижным лицом, который каким-то образом стал единовластным начальником огромной, невероятно природно красивой и богатой, но неухоженной, неудобной, загаженной и опасной страны, оставшейся после, по определению того же человечка, "самой крупной геополитической катастрофы 20-го века", то-есть вывоза СССР на Мусорную Свалку Истории. Одержимый желанием вернуть все назад, он, как и я, с моей проблемой создания самогонного аппарата, столкнулся с острой нехваткой необходимых составных частей. Но, в отличие от меня, выбора свалок у него не было - то, что ему было нужно, он мог найти только на Мусорной Свалке Истории. И что же, спросите вы, понадобилось ему на этом гноище? Ему было легче, чем мне, потому что на Мусорной Свалке Истории стояли столбики с указанием -- что где лежит. И он, с тачкой, сразу пошел на участок, где был захоронен фашизм, покопался там, подобрал кой-чего, положил в тачку, посетил столбик "Империализм" и добавил, не забыл про "Капитализм", долго стоял у "СССР", грустно качая головой, но много не взял, а так, пустячки на память. А потом погрузил все в самосвал, и - домой, обустраивать страну. И обустроил на свой лад, слепив из перегнивших костей, хрящей и сухожилий какого-то упыря, обвесил его танками и ракетами с ядерными головками, назвал это Россией и сказал живущему там народу, что это хорошо, и надо так, и никак иначе.
И народ, населяющий эту страну, то-есть российский народ, позволил ему заниматься этой дурно пахнущей процедурой Точнее, не весь российский народ, но около 90 процентов населения, населяющего эту страну, что и дает нам право, исходя из демократического понятия большинства, называть народом только эти 90 процентов населения, населяющего эту страну. Отсюда следует, что остальные 10 процентов, которые не желали, чтобы он занимался этой дурно пахнущей процедурой, народом не считаются, и обсуждению не подлежат.
Больше того, слепленный им упырь народу понравился. Пока еще шла сборка, народ как-бы поглядывал с интересом -- чего это он там задумал . Но когда все встало на свои места, потекла черная углеводородная кровь по его жилам-трубопроводам и упырь заработал, и из него стали сыпаться какие-то денежки, и жить стало лучше, и жить стало веселее, народ вроде как все это одобрил. Ну а когда упырь разошелся и оттяпал без спросу кусок чужой страны, народ ошалел от восторга: aй да упырь, знай наших, мы еще не такое покажем, и тому подобное. И уже сам упырь перестал выглядеть уродом, а стал удивительно похож на то, что было раньше, нечто проверенное, привычное, где было все предсказуемо, дешево и даже бесплатно, и пайка черного, миска баланды и одеяло на койке были гарантированы.
Но почему же народ пришел в такой восторг? Вот на этот вопрос ответить уже не так просто, но я попытаюсь. К счастью, Интернет уровнял всех жителей нашей грешной планеты в правах на публикацию своих точек зрения, будь этот житель маститым ученым или брюзгливым канадским пенсионером, вроде меня.
Если проводить рискованную аналогию между живым организмом и людским обществом, то можно по запарке договориться до черт знает чего. Но все же у меня очень велик соблазн свести все разнообразие, как первых, так и вторых, на генетический уровень. У всякого живого организма внутри имеется множество генов -- ген голубоглазия или кареглазия, черноволосости или альбинизма, ген Дауна или гениальности, и так далее -- которые и определяют его облик или поведение. В каждой паре один ген, как правило является доминантным, а другой-рецессивным. Это не значит, что один ген лучше, а другой -хуже, просто доминантный ген передается лучше из поколения в поколение. А у народов, например, могут быть гены артистизма или меркантильности, агрессивности или миролюбия, индивидуализма или коллективизма, трудолюбия или лени, и так далее, доминантность или рецессивность которых и определяют, не облик, нет, но уж точно поведение групп, ими обладающих (в отличие от вышеупомянутых биологических генов, для ясности будем называть их общественными генами).
В длинном списке общественных генов для меня есть самая важная, критическая пара, пара индивидуализм - коллективизм. Ген индивидуализма отвечает за свободомыслие и вытекающее из нее свободолюбие народа, поэтому назовем его для краткости геном свободы. Ген коллективизма определяет групповое, или, говоря по-русски, стадное мышление народа и ведет к стадности поведения и логично будет, опять же, для краткости, величать его геном стадности.
Ген свободы никогда, ни в какую историческую эпоху, не был силен в России, не более пяти процентов, по оценке В. Новодоворской. Но его присутствие никогда не угрожало существованию его носителей. Пока не пришла советская власть. Тогда дело приняло совсем другой оборот. За ген стало возможным схлопотать пулю в затылок или лагерный срок. Семьдесят с лишним лет, почти три поколения (срок достаточно значительный с точки зрения генетики) Советская власть мела всех без разбора, с обоими генами или вообще без них, уделяя основное внимание носителям нежелательного гена свободы. Потом Советская власть кончилась, и ее отвезли на Мусорную Свалку Истории. А через несколько лет, когда затихли восторги по этому поводу, оказалось, что у веского большинства (90, если не больше, процентов) генов свободы нет, а есть ген стадности, способствующий выживанию. По моему примитивному пониманию теории Дарвина, похоже на то, что происходило в Арктике, где перемерли из-за голода все первоначально разноцветно окрашенные медведи, и остались в результате естественного отбора, только свирепые белые (сравните шансы на удачную охоту в белоснежной Арктике у ярко зеленого или у чисто белого медведя). Так что Советская власть, гния на всемирной помойке, может ехидно улыбаться - она свою задачу неестественного отбора успешно выполнила.
Вот мы и приехали.Через 25 лет после конца Советской власти и развала Советского Союза, на огромной территории существует, уповая на свое несметное природное богатство государство, слепленное из составных частей фашизма, империализма, капитализма, демократии и клептократии, с дефективной экономикой, ядерным арсеналом и непомерными имперскими замашками, сумевшее перелаяться почти со всем нормальным миром. Все это принимается и одобряется народом, зараженным геном стадности. Эта инфекция привела к тому, что народ уже не в состоянии, и не имеет малейшего желания, контролировать им же выбранные власти во главе с уже упомянутым невзрачным начальником. Благодаря этому гену, здесь берут в кавычки такие понятия, как свобода, права человека, демократия, либерализм и добавляют к ним издевательскую приставку "так называемые". Этот народ уже не состоянии выдвинуть из своих рядов сколько-нибудь значительную личность со свежими идеями, и не может создать оппозицию, без которой не может существовать демократический строй, в кавычках или без, и на майдан не пойдет. Здесь ставят знак равенства между либералами и педерастами, давая понять, что у них только педерасты могут быть либералами, и наоборот. Здесь пахнет животным высокомерно-презрительным шовинизмом по отношению к другим странам и народам. И единогласно взлетают руки в золоченых палатах, одобряя любые высказывания низкорослого начальника, который потому и преуспел, когда на втором сроке понял, что это стадо можно пасти на любом пастбище.
Вот так и существует эта страна, постоянно куда-то, не зная куда, направляясь, откуда-то, не зная откуда, возвращаясь, кого-то догоняя, кого-то ненавидя и кому-то завидуя. И будет существовать еще долго, потому что страна богата всем, что есть в природе, и может даже пережить некоторые другие страны, по принципу "Пока толстый сохнет, тощий сдохнет". Если, конечно, стадо будет сыто. А если нет, тогда может подтвердиться мнение одного француза, который сказал: "Революцию делают не голодные люди. Революцию делают люди, которых один раз забыли накормить". А они, французы, понимают толк в революциях.
Но мы тоже не собираемся уходить со сцены, и собираемся еще очень долго жить и процветать. И как нам быть, как вести себя с таким соседом? А как мы ведем себя с плохим соседом, который умудрился восстановить против себя всю деревню? Держаться подальше, при встрече здороваться. Mожно даже спросить, как дела. Но руки не подавать. Из санитарных соображений.