От ранних писем Ключевского повеяло старой Россией. Мощи Бориса и Глеба в Муроме, суета города Владимира после обломовского благодушия Пензы, московские сайки и калачи. Первый московский адрес Василия Осиповича в конце письма: "В Москву, на Тверской, в Козицком переулке, в доме Лопырева, в квартире Неждановой, такому-то имя рек". В этом адресе для русского московского уха поэзии не меньше, чем в списке кораблей из "Илиады".
"В этот миг перед моими окнами (коих два) стоит итальянец и вертит свою шарманку, и дребезжащая шарманка играет вдохновенную песнь".
Пожалел я, что Ключевский стал историком, а не поэтом.
Некоторые письма его были изданы в Москве в 1924 году. По воспоминаниям Ходасевича, по запискам Булгакова, по кинохронике ленинских похорон представил я себе обстановку того времени. Литературную и бытовую. И удивился, что нашлись люди, издававшие письма Ключевского в этом году. Письма явно не коммерческие, совсем не марксистские.
Вспомнился Андреевский железнодорожный мост через Москву-реку, передвинутый недавно из-за строительства третьего кольца. На этом мосту я давно обнаружил табличку, сообщавшую, что мост был построен в 1905 году. Обнаружил и удивился, как же могли построить мост во время первой русской революции. А потом понял, что никакая революция жизнь остановить не может. Эта мысль объясняет и действия безвестных издателей 1924 года.
Тут как раз увидел я очень красивую и прилично одетую девушку, что большая редкость в Сан-Франциско. Она шла, оглядывая себя в витринах магазинов. Из-под зеленой вельветовой курточки узел блузки, завязанный на поясе в виде хвостика, болтался над круглой попкой, туго обтянутой джинсами. Девушка осторожно ставила ножки в туфлях на высоких каблуках, стараясь не угодить в щели решеток дорожных колодцев.
Немного не дойдя до места своего назначения, она замедлила шаги, достала из сумочки дезодорант и брызнула себе на шею. До меня докатилось душистое облако, следовавшее за ней.
Василий Осипович Ключевский, улица Тверская, Козицкий переулок, квартира Неждановой, калачи и сайки, холодный солнечный день и девушка на высоких каблуках сложились и вызвали в памяти вдохновенную песнь "Москва Златоглавая". "Гимназистки румяные ... грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка... Ничего не осталося, лишь тоска да печаль".