Мы сидели в пивной, где, по легенде, Гитлер замутил свою национал-социалистическую авантюру. Эмиль, приезжавший в Мюнхен каждый месяц, был здесь завсегдатаем. Поэтому мы устроились у самой эстрады, за столом, где обычно сидят только ветераны этого заведения. Он разговаривал с дедушкой лет восьмидесяти. Разговаривал, не зная толком немецкого, а по-баварски только приветствие "Грюс гот".
- Сталинград! - говорил Эмиль.
- Oh, ja! - отвечал дедушка. - Stalingrad!
И поднимал литровую кружку. Эмиль показывал руками, словно стреляет из ружья, выясняя, убивал ли дедушка русских солдат. Тот таким же способом отвечал, что столько застрелил персонально, что страшно теперь вспомнить. "Русишь золдатен зер гуд", - повторил он несколько раз.
----------
Хохол Юра, услышав про Мюнхен, оживился и сказал, что прожил в этом городе шесть лет.
- А как ты туда попал? - спросил я.
Когда в Москве случился путч ГКЧП в августе 1991 года, и мы с Эмилем случайно встретились ночью у Белого дома среди нескольких тысяч человек, пришедших защитить "свободу народов, всеобщее братство и много другого добра", Юра служил в советской армии в Польше. Узнав о событиях, он пошел на склад к бендеровцу Павшуку (из города Бендеры), взял свои гражданские шмотки, переоделся, перелез через забор части и отправился в Мюнхен.
- А почему в Мюнхен? - спросил я.
- Я тогда другого города не знал в Западной Германии, - объяснил Юра. - Слышал еще Берлин, Лейпциг. Но они недавно присоединились. Туда я опасался.
Юра в галошах на босу ногу шел по Мюнхену и искал улицу, которую ему указали в лагере беженцев. Там можно было получить работу на день. Он обратился с вопросом к прилично одетому господину средних лет. Тот окинул высокую крепкую фигуру Юры изумленным взглядом и спросил, кто он и откуда взялся в таком наряде. Юра объяснил, что он бывший советский солдат танковых войск. Господин сказал: "Поехали со мной, успеешь на свою работу". Он посадил Юру в "Porsche" и отвез в пригород. Там, в тихом аккуратном доме, их встретил дедушка. "Познакомься, отец. Это русский Panzer Soldat". Дедушка поднял на Юру голубые живые глаза, показал правую руку, от ладони которой уцелел только один большой палец, и четко произнес: "Звенигородка!" Звенигородской называлась бывшая Юрина дивизия. Это имя было ей присвоено после первого танкового сражения Великой Отечественной, в котором "тигры" потерпели поражение. Дедушка в том бою командовал танком. Ранение, изувечив, спасло ему жизнь.
Он отправил Юру в душ, накормил и попросил сына помочь ему с работой. Тот устроил Юру в пивоварню "Lowenbrau". А первая работа для эмигранта - самая важная.
- Покойный генерал Андрей Андреевич Власов за тебя бы порадовался, если бы его не повесили в Бутырке, - сказал я Юре.
Случившийся тут же человек, которого за глаза называли комиссаром, выступил с разъяснением о предателях родины.
- Какой родины? Его или нашей? Лучше было сидеть и ждать, пока Ельцин с Кравчуком подпишут раздел в Беловежской Пуще, и никто их не назовет предателями? А он, - я показал на Юру, - по крайней мере, рискнул, переменил ход жизни.
- Нет, я о власовцах. Они свою шкуру спасали.
- Шкуру? А может, не захотели защищать товарища Сталина, лагеря, колхозы и прочие советские достижения?
Прямо оправдывать Сталина комиссар не стал. Он сказал так:
- Согласись, что они предали геополитические интересы России.
Вот это теперь как называется. Геополитические интересы.
- А ты сам-то подумал о геополитических интересах, когда в Америку ломанул в 92-м? Может, надо было остаться и грудью за них встать? Глядишь, Крым бы обратно присоединили.
Комиссар как раз перед этим рассказывал, как отдыхал в Крыму этим летом. Юра молчал. Он с интересом ждал, что ответит комиссар. Но комиссар затух и отступил, оценив, что с двумя власовцами ему одному, без регулярных войск и частей НКВД, не совладать. А я сказал Юре, что знаю, кто мог оставить его мюнхенского благодетеля без пальцев.
----------
Автобус с рыбаками завернул на заправку. Рядом стояла новая белая "волга". По тем советским временам она ценилась не хуже "мерседеса" нынешнего нового русского. А где "мерседес", там и "запорожец". Только подъехал даже не "запорожец", а маленькая машина с ручным управлением, называемая в народе инвалидкой. Из-за гололеда по недосмотру водителя она, огибая автобус, пошла юзом и на малом ходу легонько стукнула "волгу". Правый задний подфарник раскололся. Из инвалидки вылез старый мужик в поношенном пальто и бесформенном малахае на голове. Вместо ног у него из брючин торчали металлические палки с резиновыми наконечниками. Он оперся на костыли, нагнулся и рассматривал урон. Подошел с достоинством высокий кавказец в дубленке, без шапки с аккуратно уложенными черными волосами.
- Ты слепой, да? - спросил он тихим голосом. - Не видишь, куда едешь?
- Даже не поцарапал, - ответил инвалид в оправдание. - И лампочка цела. Колпачок заменить - всего делов.
- Кто заменить? Ты заменить? - тихо вскрикнул кавказец, наступая на него.
Несколько рыбаков в полушубках и валенках, вышедших размяться из автобуса, с интересом наблюдали за разборкой.
- У тебя номер московский. Давай телефон, я приеду, заменю, - сказал инвалид угрюмо.
- Приедешь! - выговорил хозяин "волги", подняв левую руку с видом крайнего раздражения и недоверия. - Я твоя мама рот е...л!
- Да пошел ты на ...! - обиделся мужик. - Сам чини, чурка!
Кавказец постоял секунду молча, не находя подходящих русских слов, и с размаху ударил инвалида по лицу. Неумело, но сильно. Ветеран покачнулся, переступил железными ногами, но устоял. Провел рукой по нижней губе, не выпуская костыля, увидел кровь. Повернулся и забрался в свою машину. Не закрывая двери, он поглядел на кавказца и спросил: "Ты видел, гад, танковую атаку?" Тот ничего не ответил и снова сделал раздраженный жест рукой, всем видом показывая свое негодование. Инвалид завел мотор, сдал задом, потом рванул с места и с разгону влетел в "волгу". Развернулся. Новый удар пришелся в пассажирскую переднюю дверь. Кавказец отскочил. Рыбаки, усмехаясь, попятились. Атака продолжалась недолго. После очередного тарана мотор инвалидки заглох. Ветеран опустил стекло и сказал загадочные слова: "Запомнишь Звенигородку".
----------
Через три года мы снова оказались с Эмилем за тем же столом в той же пивной. Я рассказал о Юре.
- Повезло, - сказал Эмиль.
- Что-то твоего ветерана нет, - заметил я.
- Да, - ответил Эмиль. - Я сам его давно не видел.
Пришла Света родом из Питера с мужем Петером. Она говорила по-немецки лучше мужа. То есть, баварское произношение у нее было лучше, чем у него. Из-за этого Эмиль называл ее агенткой КГБ. Петер, улыбаясь, соглашался с этим по-английски. Иначе где ей еще так выучиться? Я сказал, что он плохо знает русских женщин. Талантливых и преданных. Ради любимого способных еще и не на такие подвиги.
Эмиль достал фотографию того дедушки в сувенирной виньетке и попросил Свету узнать о нем у официанта. Официант, аккуратно подстриженный брюнет, посмотрел, покивал. Сказал, что помнит этого клиента. Но что он не показывался уже несколько месяцев. Заболел, наверное. Или умер. Официант поднял глаза к древним балкам высокого потолка и быстро перекрестился по православному справа налево.